Москва, Чистопрудный б-р, д. 5. Тел. +7 (985) 928-85-74, E-mail: cleargallery@gmail.com

Главная Страница
Проекты
Художники
Статьи
Журнал СОБРАНИЕ
Видео
Контакты
Друзья Галереи
 
 

Партнеры:

Послеполуденный отдых мира. Евгений Бачурин.

 

      Есть люди, которые словно сами себя обгоняют – и в результате к финишу так и не приходят, или приходят с другой стороны, или их триумф остается незамеченным. К ним явно принадлежит Евгений Владимирович Бачурин (1934-2015), и вот почему. Когда-то, в начале 1980-х гг., приглашая меня на какой-то бачуринский концерт, некто совсем случайный и прочно мною позабытый объяснял, что было-де время (по возрасту я помнить этого не могла), когда по популярности Бачурин пересиливал Высоцкого. Далее следовало пояснение, что несчастный бард вынужден был зарабатывать на жизнь презренным (!) трудом книжного иллюстратора, разбазаривая, так сказать, песенный талант.

       И да, художник и бард в Бачурине социально не ужились, увы, хотя в нем самом пребывали органично, питая друг друга, - такова его судьба, и это, конечно, очень мешает сохранению его наследия и самой памяти о нем. Те, кто слушал и пел его, не знали и не хотели знать о его графике и живописи. О тех же, кто изобразительного Бачурина понимал и любил, я ничего не знаю… но, кажется, они не то чтобы очень активны.

      Давняя глупость, сказанная страстным поклонником Бачурина, была и тогда столь очевидна, что спустя 30 лет я ее помню. Евгений Бачурин был художником не только по профессии, но и по призванию, причем призванию весьма специфическому, обусловленному временем. Когда в 1930-е гг. поэты, чтобы выжить, уходили в художественный перевод, а художники – в иллюстрирование детских книжек, никто не мог предположить, что лет через 20, в 1950-е и особенно в 1960-е, эта вынужденная на краю мучительной физической гибели мера в культуре даст совершенно неожиданный поворот. Я имею ввиду невероятную степень слитости художественного слова и изображения, иллюстрации в книге, особую «литературность» изобразительного искусства XX в., которой никогда раньше не было, да и возможно ли повторение – Бог весть, для этого нужно такое рьяное, ленивое, безразмерное, бескомпромиссное поклонение книге, что как-то сложно его сегодня представить.

       Бачурин-художник литературен в высочайшей степени, каждая его работа – своего рода история, которую хочется рассказать словами кому-то близкому и услышать что-то в ответ. Так и большинство его песен диалогичны: «Скажи мне! Дерева вы мои, дерева! Я степь!» И в той же степени, в которой его композиции разомкнуты, они одновременно парадоксально замкнуто-углублены, несут в себе некий момент тишины и молчания, как групповая фотография давно ушедших людей, замиравших когда-то - репетиция смерти, чтобы остаться на пленке. В одиночестве его персонажей на фоне природы слышится какой-то звук, возможно, издаваемый безграничным пространством; его изобразительные рассказы, если это рассказы, пространственны, как «Легкое дыхание» Бунина. В его способности возвышать реальность без намека на обман (чего стоит подчеркнутый тенью царственный поворот головы обычной женщины или постоянные обращения к античности из глубин сталинского курортного ампира) столько поэзии, что не остается места ни сарказму, ни даже иронии. Он прибегал к гротеску не для того, чтобы высмеять или обличить: он типизировал и обобщал открытые эмоции, выводил некие визуальные формулы улыбки, радости, задумчивости, любования.

      Раскрывая в графике тему отдыха, размеренно-беззаботной курортной жизни, Бачурин сумел заставить работать сам цвет бумаги: ее легкая желтизна превратилась в солнечное свечение, разлитое по миру, полному неги и моря. Остановленные мгновения – некая в этом смысле «фотографичность» ему присуща в полной мере – так законченны, до такой степени обращены внутрь самих себя, что хочется говорить об открытом космосе, в котором живут его персонажи, на самом-то деле пребывающие в ландшафте вполне земном – в комнате, в городе, у моря. Атмосфера, на рисунках никак не обозначенная, становится едва ли не самым главным действующим лицом. Покой и воля, расслабленное созерцание, полное творчества, - вот что видится не то чтобы даже на листах, но как-то и вокруг каждого, хотя Бачурин не иллюзионист, реальность не копирует, опять-таки гротеск в том его большой помощник, легкие искажения напоминают о различии искусства и действительности, узнаваемая точность бытия – об их внутреннем тождестве.

       …Надо что-то сделать, чтобы искусство его, такое нетипичное для времени, в которое он жил, вошло в кровь тех, кто никогда не был на его концертах. Слепок реальности, им созданный, заслуживает внимания не меньшего, чем Помпеи. Нужно и следующим поколениям дать возможность переживать бытие как праздник.

 

Вера Калмыкова