Галерея на Чистых прудах — Санджиев Дмитрий

«Галерея на Чистых прудах» ждет гостей и открывает выставку Дмитрия Санджиева «СКОЛ». Название экспозиции относит нас к первоосновам всего на свете. Линия скола проходит сквозь время, пространство, свет. СКОЛ обнажает спектр бытия, сложные цвета и оттенки светской и духовной жизни. СКОЛ напоминает нам о том, что большинство этих цветов и оттенков можно получить смешением небольшого количества основных красок. Так ли на самом деле сложна жизнь? Сложно ли проживать ее так, чтобы у всех было всё? Маэстро Санджиев через свои произведения поделится мыслями и идеями на этот счет.

Выставка будет открыта для посещений с 23 октября до 21 ноября 2017. Вход на выставку свободный. Мы работаем без выходных с 10 до 19 часов.

Народный художник РФ Дмитрий Санджиев - один из самых интересных мастеров современного искусства, узнаваемый по уникальной, присущей только ему, технике. Смешение традиционных иконописных технологий и авторских находок, современные материалы, золото, драгоценные и полудрагоценные камни образуют особенную фактуру, раскрывают образные фантазии и совершенно неожиданными путями ведут зрителя к поискам гармоничного начала.

Автор завоевал широкое признание в России и во всем мире. Его работы находятся в Третьяковской галерее, Музее народов Востока, Русском музее, Метрополитен музее (США), в коллекции Людвига (ФРГ), в коллекции фирмы Фабер-Кастел (ФРГ), во многих других музеях, галереях и частных собраниях российских и зарубежных коллекционеров.

Многогранность, многоликость, философичность, особый магнетизм, загадочность, проницательность, а также высокая степень мастерства - это черты, которые отмечают критики и искусствоведы в творчестве Дмитрия Никитича Санджиева. Работы этого художника преображают наше сознание.

Хотя, на первый взгляд, все, что мы встречаем на его ранних полотнах, рисунках, графических оттисках, тесно сопряжено с повседневной жизнью, зритель уже начинает иначе воспринимать и осмысливать заурядные сюжетные ходы и привычные ситуации. С самых ранних работ мастер вкладывает в тривиальные, но правдивые жизненные события, в частные факты особый смысл, делая их явлениями вселенского масштаба. Уже тогда он конструирует свои параллельные миры, видя в окружающей действительности больше, нежели доступно обывателю. Истоки такого видения некоторые критики склонны искать в генетической обусловленности таланта Санджиева: возможно, так калмыцкие (языческие и культовые в своей массе) корни сказались на подсознании мастера. И по сей день художник продолжает удивлять нас, превращая сиюминутное в бесконечное.
Дмитрий Санджиев начал свой творческий путь в конце 70х - начале 80х гг. как художник-график, удивительный рисовальщик, владеющий безукоризненным мастерством и по-своему понимающий двухмерную плоскость чистого листа. К слову, он и ряд других мастеров семидесятых годов предпринимают попытку вернуть рисунку его значимость, преодолеть устоявшуюся точку зрения на рисунок как на подготовительный этап. Тогда же, в начале восьмидесятых, на второй Международной триеналле рисунка молодых художников в Нюрнберге дипломная работа Дмитрия Санджиева ≪Вдова чабана≫ была удостоена особой премии. Уже почти сорок лет назад конкретная биография, бытовая частность служили для художника лишь поводом для размышления о бытии и о бесконечности чувств.
Мастерство графика удивительным образом делает черно-белый рисунок светоносным, обретающим черты неповторимой живописности, возникающей благодаря слиянию тонов, полу- и четверть тонов. Так, линии и нюансы штрихов, с одной стороны, отражают картины реального степного быта, а с другой стороны, даруют зрителю ощущение вневременной событийности этого действа.
Искусствовед Л. Кольцова констатировала: ≪Цикл ≪Вдова чабана≫ - изобразительный рассказ о судьбе женщины-калмычки в XX веке. В простых сюжетах листов ≪Кибитка≫, ≪Прощание≫, ≪Чиген (Кумыс)≫, ≪Вдова чабана≫, ≪Уходящая≫ прослеживается жизненный путь героини от рождения семьи - строительства дома (≪Кибитка≫) - до того момента, когда она уходит из жизни, оставив после себя детей и внуков...≫
С начала восьмидесятых годов мастер постоянно занимается и станковой живописью, несмотря на сформировавшийся авторитет среди коллег, прежде всего, как художника-графика.
Следующей значительной работой стала серия графических листов ≪Современники≫, созданная им в 1984 году, почти одновременно с серией ≪Моя Калмыкия≫. Герои художника - люди с разными судьбами, живущие своей жизнью, привлекающие нравственной красотой, незаурядные личности. Зачастую они представители профессий и ремесел, которые, казалось бы, не могут вызывать восторга или умиления, но взгляд мастера улавливает глубину в обыденности. Таков портрет пастуха: благодаря удивительной творческой интуиции Санджиева герой предстаёт как носитель крестьянской мудрости, которая вобрала в себя память многих поколений людей, чья жизнь предназначена для тихого и незаметного труда в течение всей их жизни.
Безусловно, художник идеализирует персонажей своих серий: он облагораживает их в соответствии со своим представлением о человеческом достоинстве и подлинной нравственности. Таковы, например, автопортрет в овальном зеркале и портрет физика В.Люкова, бородача в свитере со скрещенными на груди руками, в котором угадывается судьба шестидесятников. Филигранное мастерство Санджиева-графика позволяет усилением или ослаблением звучания линии моделировать пространство, окружающее персонажа, наделяя его необходимыми психологическими чертами.
Следующий важный цикл - ≪Снимается кино≫ (1986-1987). Художника опять-таки интересует не сиюминутность репортажных зарисовок, как могло бы показаться из названия, а глубокое осмысление закономерностей человеческого предназначения, высвечиваемых любым трудом вообще. По мнению Санджиева, каждому уготован свой крест, своя судьба; любой из нас, играя свою конкретную роль, рассказывает историю о сиюминутности соблазнов и о непреходящей ценности чувств и разума.
Художник берет ситуации, типичные для съёмок, и трансформирует их в аллегорические сюжеты. Примечательна с этой точки зрения работа ≪Разнорабочий≫: персонаж, чье имя даже в титрах не принято указывать, несет крест, за себя и за других грешников, как бы говорит нам автор. Данная метафора оказывается реализованной благодаря фигуре, согнувшейся под непосильной ношей, занимающей почти все пространство листа - крест же и вовсе незримо выходит за пределы его плоскости. Общий тревожный настрой усиливается низкой линией горизонта с обезличенными строениями. Таким образом, под внешне статичными сценами скрывается незримое напряженное движение души героя и души автора.
Важной чертой цикла является ирония, иногда переходящая в гротеск (≪Зрители≫, ≪Оператор≫, ≪Режиссёр≫, ≪Каскадёрша≫ и др.). При знакомстве с этими работами сначала бросается в глаза юмор автора, за которым, однако, всегда кроется более глубокое и сложное содержание.
Лишний раз подчеркнем, что Санджиев предлагает зрителю абстрагироваться от конкретных бытовых ситуаций, частных случаев, которые служат лишь поводами для размышлений о сакраментальности бытия, размышлений, рождающих сотворенные художником заново миры.
В серии ≪Сны≫ (1994-1996) фантасмагория уже выходит на передний план: мир образов влечёт нас из прошлого в настоящее и будущее. Космичность оказывается присуща видению автора словно вне зависимости от его желания. Благодаря синкретизму творческой мысли в работах Санджиева соединяются разные эпохи, стилистики различных, часто противоположных школ и традиций. Это повлекло за собой появление новых образно-пластических средств: используется имитация изобразительных приемов, а также имитация реальных объектов материальной культуры и действительности. С начала 90х внимание мастера все чаще привлекает станковая живопись, которая не явилась для него чем-то абсолютно новым: сыграли свою роль мозаики, фресковые росписи, композиции, сделанные на левкасе (триптих ≪Джангр≫, 1979), а также ≪Портрет жены≫ 1981 года, который обнаруживает много точек соприкосновения с картинами так называемых семидесятников (Т. Назаренко, О. Филатчева, Е. Романовой и др.), творцами ≪ретростиля≫. Творческий метод ретроспективизма мало интересует Санджиева: его больше волновали те завоевания ≪неотрадиционалистов≫, которые были связаны со стремлением возродить картину как автономную художественную ценность, живущую по своим законам. Другое дело, что главной областью их претворения для молодого мастера стала на первых порах не живопись, а, как упоминалось выше, станковый рисунок, который он поднял до уровня полноценного вида творчества. В работе над графическими циклами сформировались и многие основополагающие черты индивидуального стиля Санджиева, впоследствии отразившиеся в его живописных произведениях, выявились магистральные направления его творческой эволюции, ускорившейся благодаря отказу от следования путём национального своеобразия и этнографического декоративизма. Однако этот отказ не породил искушения слепо и безоглядно увлечься новинками западного артрынка.
Стоит ли говорить, что начало 90х гг. стало для большинства представителей творческих сфер особенно тяжелым временем: кризис и распад старых структур государственного финансирования культуры заставляет обратиться к западной, коммерческой модели ее функционирования. В этот период Санджиев благодаря личным связям устанавливает контакты с заказчиками из ФРГ, США, Финляндии, Дании и Швеции, где чаще всего в то время проходят его выставки.
Несмотря на сложности, которые зачастую накладывают на художника особенности рынка, Дмитрию Санджиеву удаётся сохранить творческую индивидуальность. Полотна ≪Хозяйка крыши≫ (1985), ≪Чемпионы≫ (1989), ≪Птица Счастья≫ (1990) - парафразы карандашных рисунков серии ≪Братья меньшие≫, воспринимающиеся ≪как цветные изображения≫.
Графика в этот период по-прежнему выступает фундаментом стиля художника, дисциплинирующим началом, подчиняющим красочную стихию живописных опусов мастера даже в самых насыщенных красками полотнах (≪Весна≫, ≪Лето≫, ≪Осень≫, ≪Зима≫) и пленэрных зарисовках (≪Гурзуф. После дождя≫, ≪Гурзуф. Улица Чехова≫, ≪Кипарисы≫, ≪Дорога в горы≫). Естественно, что стилеполагающие черты творчества мастера перекочевали из графических работ в живопись: сюжетность, филигранное мастерство, особенности композиции, мышление циклами при раскрытии захватывающей внимание темы. К особенностям живописи Санджиева начала 90х можно отнести фактурные, а не цветовые изы-ски: автор буквально ≪лепит≫ краской изображение.
Именно в это время художник переносит данную технику с создания реалистичных по содержанию (≪Дорога≫, ≪Утро≫) на фантастические полотна (≪Воспоминание о будущем≫, ≪Пасхальный референдум≫, ≪Солнечные зайчики≫), в которых уже видны намёки на дальнейший творческий путь Санджиева-живописца.
Живописное продолжение получает серия ≪Братья меньшие≫, в новых полотнах которой автор пробует цветоносные иллюзионистические эффекты, придающие дополнительный ирреальный оттенок изображаемому.
Герои некоторых картин (≪Воспоминание о будущем≫, ≪Посещение≫, ≪Праздничная яичница≫, 1993) выводятся автором из какой-либо соотнесенности с земными реалиями, что приобщает их к космическим, астральным беспределам, а это свидетельствует о начале нового этапа творческого бытия, который устраняет ранее существовавшую разноголосицу.
Отрываются от земного даже прочно связанные с реальностью жанры (портрет, пейзаж и натюрморт), приобретая новые измерения, сказочность, фантастичность (≪Лес троллей≫, 1992; ≪Цветы под луной≫, 1992; ≪Зимние цветы≫, 1993; ≪Направление≫, 1993).
Обращает на себя внимание эскиз триптиха ≪Гармония противостояния≫ (1995), который становится выходом автора к самому себе из распавшейся связи времён. С уверенностью можно говорить, что в этом эскизе проявляется романтическая устремлённость искусства Санджиева к возвышенному, творимому фантазией, идеалу, далекому от социальной и политической обусловленности.
Триптих как будто открывает врата нового храма, где нет быта и повседневности, где царит дух свободы и раскованности. Так, прежнюю привязанность к конкретным реалиям окружающей действительности, столь явно встречавшуюся у Санджиева-графика, заменяет настрой на музыку сакрального, потустороннего.
Пример этого перехода прослеживается в обширной серии ≪Старые доски из Бубастиса≫ (1995-1996), объединяющей разноименные циклы (≪Гармония Противостояния≫, ≪Каменные черепахи≫, ≪Параллельные миры≫,1996, ≪Мифы Греции≫, 1996-1997). Единство серии основывается на оформлении картин вызолоченными киотами, а также иллюзией, выдающей холст за иконописную роспись на дереве. Эти эффекты нельзя отнести к разряду ≪внешних≫: они рождают содержательную многослойность, показывая борьбу созданного человеком со временем, обнажают связь прошлого, настоящего и вечного.
Характерной чертой живописи мастера становится троичность высказывания (триптих), что также позволяет преодолеть картинно-интерьерный характер станковой живописи. Вообще целостность, цикличность мышления, сказывается в ≪Старых досках из Бубастиса≫ с особым размахом. Особенно стоит отметить цикл ≪Каменные черепахи≫, каждая композиция которого состоит из девяти способных к обособленному существованию полотен, которые, соединяясь, рождают ощущение божественного акта творения, выполненного художником.
Благодаря обозначившимся в ≪Старых досках≫ мифологическим тенденциям рождается идея проекта ≪Древние цивилизации≫, в теоретической программе которого, составленной вместе с Еленой Городовиковой, Санджиев выдвигает задачи непосредственного ≪знакомства с изобразительным искусством разных стран, эпох и народов, чей культурный потенциал стал основой современной культуры≫, чтобы выработать ≪новый обобщающий взгляд на культуру и художественные произведения ушедших цивилизаций≫, а также ≪сопоставить и ввести их в современный художественный процесс≫, ≪создать единое культурно-семантического поле≫, универсальный изобразительный язык, понятный без перевода.
Так появляется цикл ≪Египетские ночи≫ (1977), картины которого отличаются тягой к ноктюрнам, ведь ночь - время мистики и волшебства, способного оживить ≪героев≫ полотен - ансамбли Луксорского и Карнакского храмов, а также наделить сверхъестественными качествами таких персонажей, как кошки и летучие мыши. Подводя итог, можно сказать, что в ранних карандашных рисунках Санджиева из серии ≪Моя Калмыкия≫ (1984) тема вечности лишь декларировалась в выразительном прямом изображении памятников ушедших веков, например, в листе ≪Каменные бабы≫, а картины цикла ≪Египетские ночи≫ уже сами становятся носителями и олицетворениями единства частного и универсального, уникального и всеобщего, временного и нетленного, бессмертного.
В зрелых графических работах художника встречается тенденция к художественному удвоению мира, что прекрасно видно в графической серии, созданной по мотивам романа М.А.Булгакова ≪Мастер и Маргарита≫, особенности которого, по всей вероятности, и продиктовали определенный характер этого удвоения. В данном цикле Санджиев рассматривает категорию времени как принцип осознания бытия и понимания человека. Здесь мы не найдем собственно иллюстраций -это именно интерпретация текста Булгакова, отдельных образов и даже фраз романа, интерпретация, выходящая за его рамки.
Санджиев так говорит об этой серии: ≪Я не хотел делать иллюстрации, а решил сделать станковую графику... Ну, например, ≪Вечная Аннушка≫. Она летает над Москвой, как судьба, и разливает масло. Кто-то плохой поскользнётся, а кто-то голодный получит масло на хлеб. То есть здесь двойной смысл. А, допустим, ≪Новая Наташа≫: она летит на Николае Ивановиче, который в борова превратился. Моя героиня летит на борове и разговаривает по мобильному телефону, то есть именно новая Наташа. Активно использовано слово, по аналогии с ≪новая русская≫.
Своеобразное философское удвоение мира диктует и разнообразие технических приемов в рисунках этой серии. Линия обретает то свинцовую плотность, непроницаемость, то словно растворяется на белой поверхности бумаги; то прихотливо извивается, то резко и жестко ложится на лист.
Возможно, главной особенностью творчества Санджиева следует считать его серийность, цикличность. С одной стороны, цикл -это нечто завершённое, с другой стороны, он всегда построен так, что мог бы быть продолжен и вместе с продолжением мог бы получить и новое толкование.
Отдельно стоит сказать об образе кошки в творчестве художника, которая стала особым символом, наделённым невероятными чертами и свойствами. Быть может, подобное отношение вызвано магическим их действием на мастера, отголосками в его сознании символов древних цивилизаций Шумера, Ассирии, Вавилона, Египта.
В этих домашних животных есть что-то внеземное, связанное с вселенскими катаклизмами и превращениями. Иногда обращение к их образам вполне закономерно (серия по мотивам ≪Мастера и Маргариты≫), но присутствие кошек, например, в листах серии ≪Будни милиции≫ выглядит преднамеренно странным, хотя и придает определенную лиричность их содержанию. Эти герои, ласковые и дикие, домашние и дворовые, не всегда выступают лишь в качестве символов пороков и добродетелей -нередко они становятся самодостаточными персонажами, несущими в себе отражение человеческих переживаний и судеб.
Еще одна характерная черта творчества Санджиева -особое решение пространства, которое воспринимается беспредельным благодаря внутреннему свечению, уже упоминавшемуся выше. Технически это свечение часто создаётся за счет низкой линии горизонта, открывающей бесконечную даль зрителю.
Содержательная насыщенность графики, филигранность пластических решений, трепетное обращение с линиями -все это рождает в черно-белых рисунках и литографиях художника полифоничность и одновременно придает им определенные живописные черты и качества. Именно такими достоинствами графики и обеспечено удивительное разнообразие и утонченность живописной палитры Санджиева, гармония красок на полотнах мастера.
С уверенностью можно сказать одно: графика и живопись Дмитрия Санджиева, несмотря на самоценность каждой из них, не могли бы существовать друг без друга. Что же касается творчества мастера в целом, то он, по меткому замечанию А. Сидорова, ≪всегда позволял себе рискованную по нынешним временам роскошь, а проще смелость оставаться художником, ангажированным исключительно собственными целями и идеями, личной логикой развития, превосходящими самые грандиозные и скрупулезно разработанные проекты≫.